ZOO или Письма не о любви

ЗВЕРИНЕЦ О, Сад, Сад! Где железо подобно отцу, напоминающему братьям, что они братья, и останавливающему кровопролитную схватку. Где немцы ходят пить пиво. А красотки продавать тело. Где орлы сидят, подобны вечности, оконченной сегодняшним, еще лишенным вечера днем. Где верблюд знает разгадку Буддизма и затаил ужимку Китая. Где олень лишь испуг, цветущий широким камнем. Где наряды людей баскующие. А немцы цветут здоровьем. Где черный взор лебедя, который весь подобен зиме, а клюв — осенней рощице, немного осторожен для него самого. Где синий красивейшина роняет долу хвост, подобный видимой с Павдинского камня Сибири, когда по золоту пала и зелени леса брошена синяя сеть от облаков, и все это разнообразно оттенено от неровностей почвы. Где обезьяны разнообразно сердятся и выказывают концы туловища. Где слоны, кривляясь, как кривляются во время землетрясения горы, просят у ребенка поесть, влагая древний смысл в правду: есть, хоууа! поесть бы! и приседают, точно просят милостыню. Где медведи проворно влезают вверх и смотрят вниз, ожидая приказания сторожа. Где нетопыри висят подобно сердцу современного русского. Где грудь сокола напоминает перистые тучи перед грозою. Где низкая птица влачит за собой закат, со всеми углями его пожара. Где в лице тигра, обрамленном белой бородой и с глазами пожилого мусульманина, мы чтим первого магометанина и читаем сущность Ислама. Где мы начинаем думать, что веры — затихающие струи волн, разбег которых — виды. И что на свете потому так много зверей, что они умеют по-разному видеть бога… Где полдневный пушечный выстрел заставляет орлов смотреть на небо, ожидая грозы. Где орлы падают с высоких насестов, как кумиры во время землетрясения с храмов и крыш зданий… Где утки одной породы поднимают единодушный крик после короткого дождя, точно служа благодарственный молебен утиному — имеет ли оно ноги и клюв — божеству. Где пепельно-серебряные цесарки имеют вид казанских сирот. Где в малайском медведе я отказываюсь узнать сосеверянина и открываю спрятавшегося монгола. Где волки выражают готовность и преданность. Где, войдя в душную обитель попугаев, я осыпаем единодушными приветствиями «дюрьрак!». Где толстый блестящий морж машет, как усталая красавица, скользкой черной веерообразной ногой и после прыгает в воду, а когда он вскатывается снова на помост, на его жирном, грузном теле показывается с колючей щетиной и гладким лбом голова Ницше. Где челюсть у белой черноглазой возвышенной ламы и у плоскорогого буйвола движется ровно направо и налево, как жизнь страны с народным представительством и ответственным перед ним правительством — желанный рай столь многих! Где носорог носит в бело-красных глазах неугасимую ярость низверженного царя и один из всех зверей не скрывает своего презрения к людям, как к восстанию рабов. И в нем затаен Иоанн Грозный. Где чайки с длинным клювом и холодным голубым, точно окруженным очками, глазом имеют вид международных дельцов, чему мы находим подтверждение в искусстве, с которым они похищают брошенную тюленям еду. Где, вспоминая, что русские величали своих искусных полководцев именем сокола, и вспоминая, что глаз казака и этой птицы один и тот же, мы начинаем знать, кто были учителя русских в военном деле. Где слоны забыли свои трубные крики и издают крик, точно жалуются на расстройство. Может быть, видя нас слишком ничтожными, они начинают находить признаком хорошего вкуса издавать ничтожные звуки? Не знаю. Где в зверях погибают какие-то прекрасные возможности, как вписанное в Часослов Слово Полку Игореви. Велимир Хлебников Садок Судей 1-й 1909 г.