Глава 1

В один из дней прогулка Милли затянулась. Погода выдалась на редкость удачная: тепло, но не жарко. Девушка долго плавала в одной полюбившейся речке. Прозрачная мягкая вода пленила и манила в свои журчащие объятья. Милли всё никак не могла накупаться, плавала и плавала часами, не в силах выйти на берег. Вода вообще являлась её страстью. Когда она наконец покинула бурлящий омут, на часах уже был поздний час. Эд вот-вот должен закончить работу, а у неё совсем ничего не готово к его приходу. Значит нужно сразу бежать домой. Вызвав панель и отправив мужу сообщение — здесь на удивление ловила связь, что встретить его она не сможет, и будет ждать в Берлоге, девушка оделась и помчалась исполнять свои супружеские обязанности: готовить ужин. По дороге Милли всё думала, как из успешной деловой женщины она превратилась в домашнюю наседку. Однако ответа, кроме как "я так хочу", девушка не нашла и решила не углубляться в столь глупое занятие как самоанализ.

Миланья радостно добежала до дома, открыла входную дверь и ввалилась за порог. Впервые маячила перспектива приятного семейного вечера. Мысль, что входная дверь оказалась не заперта, девушку не насторожила: в конце концов они с Эдом сами часто забывали её запирать. Она сразу нагнулась, чтобы разуться. Волосы ещё не до конца высохли и свисали слипшимися волнистыми прядями. Первый кроссовок успешно покинул пост, а вот снимая второй, Милли замерла. Её взгляд мимолетом задел зону кухни. Девушка решительно скинула второй кроссовок, выпрямилась и на всякий случай нащупала рукоятку ножа, закреплённого на поясе.

— У вас под курткой нож, не так ли? — лорд Крафт сидел за кухонным столом на высоком стуле и в наглую поедал плюшки, приготовленные ранее Миланьей. — Можете его не прятать. Всё и так очевидно.

— Почему вы здесь? Что вам нужно? — спросила она далеко не дружелюбно. Неприязнь к этому человеку, несмотря на долгий перерыв в общении, никуда не исчезла.

— По-твоему я буду отчитываться, куда и зачем я хожу? — на его изуродованном шрамами лице появилась кривая усмешка.

— К вашему сведению, это мой дом. И впредь попрошу заранее предупреждать о своих визитах. — она сделала несколько шагов вперёд. — Оказаться лицом к лицу с вами — то ещё удовольствие.

— Не угодило моё лицо?

— Оно уродливо!!! — прям так и выпалила. Ей был противен один его вид, и сдерживаться она не собиралась.

Лорд спокойной доел плюшку, вытер руки о салфетку, встал со стула и двинулся в её сторону.

— А знаешь ли ты, деточка, благодаря кому я такой? — Крафт медленно приближался. — Кто в этом виноват?

Милли достала нож и зажала в правой руке. Лорд шёл на неё, она же зашла за другую сторону кухонного стола.

— Не знаю и знать не хочу! — чуть отступила она в сторону, держа перед собой нож, — Валите из моего дома!

— Вот как! Твой, значит? — он наступал с другой стороны стола. Они как бы начали ходить по кругу. — В моей области всё принадлежит мне: земля, этот дом, даже ты, пока находишься на мой территории.

— Я никому не принадлежу! Я гражданка Империи!

— Ты гражданка Империи в своей Империи! Там и кричи о правах и прочей чепухе. А здесь ты мой вассал. На моей земле только моя воля имеет значение.

— Да что вам от меня нужно? — Милли продолжала пятиться по кругу вдоль стола. — Когда вы уже скажете?

Крафт остановился и упёрся кулаками в стол.

— Нужно не так уж много. — Лорд смотрел на девушку в упор своими злыми карими глазами. — Скажи, где твоя мать. Больше ничего.

— Но зачем вам это знать? — Милли тоже прекратила движение. — Вы сами говорили, что то, что между вами было, случилось очень давно. Столько воды утекло. У вас у каждого своя жизнь. Зачем вам моя мама? Только не врите, что безумно влюблены и бла-бла-бла. В эту чушь разве что Эдик может поверить.

— Я не собираюсь перед тобой отчитываться. Твоё дело сказать. Послушай, ведь мы можем договориться. Скажи мне, что я требую, и ты станешь самой богатой и влиятельной женщиной Септимуса. Не только Септимуса, Корсики! Даже в Империи будут говорить о тебе. Любое твоё желание: дом, наряды, драгоценности — да всё, что захочешь! Ведь не для того ты выходила замуж за наследника великого лорда, чтобы прозябать в этой лачуге! — Крафт кивком головы показал на стену Берлоги.

Милли тоже окинула взглядом дом.

— Дяденька, вы хорошо себя чувствуете? Этот дом мне всегда нравился. С чего вы взяли, что я страдаю? И ещё: вы точно мою маму знали, а не кого-то другого? Ведь если речь идёт о ней, то вам должно быть известно, что моя мать абсолютно равнодушна к деньгам. Материальные блага никогда не имели для неё значения. За исключением вещей, необходимых для выживания. Она сама доброта и бескорыстность. Готова с любым последним куском хлеба поделиться, если в этом есть необходимость. Она никогда мухи не обидит. А я — её дочь. С чего в вашу лысую голову пришла мысль, что я куплюсь на деньги? Что я в обмен на богатство и положение предам маму?

— Мухи, говоришь, не обидит? — и тут лорд разразился грузным раскатистым смехом. Смеялся он мрачно, грозно, как-то не хорошо.

— Да, мухи не обидит, — спокойно прервала его Милли, ей надоело слушать гоготание, — всё правильно поняли. Поэтому ещё раз спрашиваю: вы точно говорите о моей маме?

— Ты видела портрет? — он прекратил хохотать.

— Да, на портрете она. — согласилась девушка. — Тут не поспоришь. Тогда тем более ничего не понятно. Вы на неё явно злитесь. Но моя мама — тактичный человек. Она никогда бы просто так никому не сделала плохо. И, если рассуждать дальше, — Милли подбоченилась левей рукой, а правой начала жестикулировать, размахивая ножом, — что вы такого натворили, чтобы её довести? Если она сделала вам какую-то гадость, значит стопроцентно ранее вы ей что-то причинили.

— Тебя это не касается. — Лорд тяжело вздохнул. — Послушай. Я всё равно узнаю, где она. Рано или поздно. По-хорошему или по-плохому. Ты, конечно, беспокоишься о своей маме. Это естественно. Но её судьба уже решена. Как бы неприятно тебе ни было это слышать. И ты не сможешь помешать. Лучше облегчи мне задачу. Тогда твои братья не пострадают. Мало того, я обеспечу и их, и тебя. Вы ни в чем не будете нуждаться.

— Слушай ты, старый урод, — глаза Милли начали зеленеть, — единственная причина, почему мой нож ещё не в твоей голове, это Эд. Он